Особняк возвышался, как сцена. Белоснежные колонны, подсвеченные снизу, выглядели не как архитектура, а как декорации. Всё казалось слишком правильным, слишком выверенным, чтобы быть живым. Этот дом не звал — он отбирал. Он не встречал гостей — он принимал вызов.
Вика вышла из машины, как из коробки. Осторожно, по заранее отработанным движениям: нога, взгляд, пауза. Водитель не глянул на неё. Просто закрыл дверь — и исчез. С этого момента она будто бы уже не принадлежала себе. Как только её каблуки коснулись безупречного гравия, тишина стала гуще. Даже шаги — глухие. Как в театре, где репетиция началась без зрителей.
Перед входом стоял мужчина в маске. В чёрной форме. Белые перчатки, ровная осанка, вымеренный жест.
— Добрый вечер, — произнёс он мягко. — Вас ждут.
Он не предложил руку, не уточнил имя. Просто отступил в сторону, словно был лишь частью ритуала. Она прошла мимо, и дверь за ней закрылась почти неслышно. Внутри пахло жасмином, пудрой, мылом и чем-то ещё — неуловимым, тревожно-утешающим. Как запах в музее, где давно никто не смеялся.

Интерьер не пугал роскошью — он подавлял стерильностью. Свет был не светом — а мягкой вуалью, скрывающей углы. Музыка — камерное трио где-то за пределами слышимости. Ни одной ошибки в оформлении. Ни одной тени под глазами.
И вдруг — шаги. Идущие к ней. Не торопливо. Не угрожающе. Просто — точно. Вика повернулась.
Перед ней была женщина.
Высокая. Изумрудное платье на одно плечо. Волосы — чёрные, густые, словно лакированные, спадают до середины спины. Лицо — собранное, вылепленное, как у актрисы старого кино. Ни одной неровности. Ни одной уступки естественности. Взгляд — янтарный, пронзающий. Как у кошки, которая смотрит не на добычу, а на собственность.
— Вика? — спросила она. Без улыбки. Без приветствия.
— Да, — кивнула Вика. Сухость во рту. Лёгкий холод в пояснице.
— Сабина, — сказала женщина. — Я отвечаю за адаптацию. Тех, кто приходит впервые.